«Я хоть пирожное поела!» | Воспоминания о Кукисвумчорре и Кировске Е. О. Ивановой

^{Вид на поселок с горы Кукисвумчорр}

Еще одна история о первых годах жизни рабочего поселка Кукисвчумчорр, города Кировска и о людях, его населявших, отражает, как в зеркале, одну общую историю первых жителей индустриальных городов Заполярья. Рассказывает гостья Хибинского бюро краеведения Елена Олеговна Иванова.

- Дедушка и бабушка появились здесь, в Кировске, в конце июня 1931 года. Бабушку звали Екатерина Васильевна, дедушку – Иван Алексеевич, Павловы. Это была не первая партия переселенцев, а, наверное, вторая.
Вообще, отправили сюда бабушку, у нее было к тому времени двое детей, и в декабре 1931-го она родила своего третьего ребенка. То есть она уже беременная была, когда привезли их на Север. А жили они в деревне на Селигере. Все дети потом всю жизнь на Селигере отдыхали, в бабушкиной деревне.
Выслали их сюда как кулаков, но какие они кулаки? Никаких работников у них не было, только куча детей и хозяйство свое, работали с утра до вечера. А выслали, по бабушкиным словам, из-за длинного языка ее свекра, деда, который любил покритиковать. В 31-м его сын, мой дед, уехал на заработки по железной дороге, а у бабушки был родной брат в колхозе, и пока за ними ехала телега одной дорогой, он другой, напрямки, примчался и сказал: «Ценные вещи убери, Катюша, тебя сейчас арестуют и повезут».
Сюда отправили бабушку с детьми и двух дедушкиных сестер, им было 14 и 16 лет. Одна из них, Шура, посмотрела на Север и говорит: «Я тут жить не буду», и убежала в Ленинград. Там большой город, затеряться легко. Устроилась в Ленинграде прислугой, потом вышла замуж и всю жизнь так и прожила в Питере. А вот Нюра здесь вместе с семьей брата жила.
Про дедушку я сказала – он был на заработках, приехал, спросил: «Где моя Катюша?», а свекор говорит: «Ваня! Увезли ее на Север. Потом найдешь себе другую…» Но дедушка был очень порядочный человек, он стихи писал, был интеллигентом. У меня блокнот с его стихами сохранился до сих пор. Жил в деревне, которая принадлежала барину, и он был такой хороший человек! Приметил мальчонку и приглашал к себе, книжки давал читать – дедушка был грамотный, бабушка тоже. Всего полтора года училась, но пенсию свою лучше, чем почтальон считала, когда ей приносили ее домой! Ни одной ошибки не делала, и писала хорошо.

…И вот дедушка за бабушкой поехал на Север. Без Катюши, говорил, не могу. Он долго ее добивался, чтобы жениться. Приехал сюда, пошел в комендатуру, записали их. Дедушка был рукодельник, плотником работал. Сколько всего тут построил! И, конечно, много читал. Рассказывал, что в здании, где Дом пионеров, раньше был архив большой, там всякие находились крамольные издания, так он очень много там читал, потом домой начал таскать. У меня до сих пор сохранилась подшивка «Нивы» еще дореволюционной, он оттуда принес. А бабушка понимала, что нельзя этого хранить. Дедушка домой принесет – бабушка на помойку… Без бабушки семья, конечно, не выдержала бы. У нас всю жизнь женщины семью держат!

…Так вот, приехали. В шалман их поселили. Как они там жили, сколько семей в одном шалмане? Причем холодно ведь было, те, кто спал ближе к центру, так не мерзли, а с краю старшие подмерзали, потом приходилось даже их отмораживать – либо воду на них лили горячую, либо иногда даже мочились. Вот такие-то условия были жуткие.
А бабушка была беременна, на работу ее не брали, и поэтому она устроилась стирать. Здесь же были не только поселенцы, здесь были еще и руководящие работники, «комсомольские», как бабушка их всех называла одним махом. Они прислугу держали, бабушка прачкой работала на них.

^{Деревянные дома вдоль горы Юкспорр, ул. Комсомольская, 1934-1935 гг.}

Дедушка – плотник, он строил. Первую школу, а потом очень много рассказывал про фабрику, первую, – тоже они строили. Рассказывал, какие там подземные переходы, там целый город можно было спрятать! Войну же вроде ожидали, поэтому строили очень много бомбоубежищ, и на первой фабрике их было много.
У бабушки с дедом тогда трое детей было. Моя мама родилась в 1937 году, когда дедушка вернулся из лагеря. Тогда бабушке очень помогал брат Александр, который приехал на Север сам по себе – в Мончегорске он жил, ловил рыбу на Имандре, и каждую неделю привозил ее Катюше, чтобы дети ели. Бабушка в марте родила, и месяц или два было младенцу, когда дедушку забрали. Она пошла работать, а детей в садики, в ясли отвозила. Зима, время промозглое, и застудили, видимо, малыша, вот он и умер. А остальные болели, но она выходила их.
Бабушка работала очень тяжело! Она, конечно, перенесла многое в жизни. У нее специальности не было – стала разнорабочей. Зимой и летом рыли траншеи, трудились на строительстве кинотеатра «Большевик» – работа неквалифицированная, полуголые, какая там одежда? Но крепкие были люди – она до 91 года дожила!

^{Вид на ул. Чуйкина и Кировский рудник}

Потом устроилась работать на завод безалкогольных напитков, надо было ящики грузить огромные. В войну бабушку с детьми эвакуировали в Татарию, дедушка оставался здесь, в Зашейке, работал на лесозаготовках. Ей там детей надо было кормить, а очень мало было еды. И однажды она с сестрой украла барана из колхозного стада. А это высшая мера, если бы поймали их… Но ведь барана надо было как-то обработать, потом варить и жарить, а запах? Они боялись, что по запаху их могут найти и в подвале все делали, тайком. За колосок могли расстрелять, а тут целый баран… Долго она его вспоминала.
Выжили все в эвакуации, вернулись в 1944-м году. Мамины братья пошли как раз в техникум, они оканчивали первую школу. Один был дядя у меня геологом, второй маркшейдером, а мама моя – учительницей, она педагогический институт оканчивала.

^{Строительство деревообратывающего завода, 1930-е}

После войны бабушка работала на фабрике, где они пилили бревна огромные на машинах, на доски. Очень был тяжелый труд, двери на все четыре стороны распахнуты, простужались сильно, бабушка к пятидесяти годам очень начала болеть. И на пенсию раньше времени ушла, потому что уже не могла дорабатывать. Всю жизнь так трудилась тяжело! А дедушка так до пенсии плотником и работал на фабрике, приписан был к ней. А потом на ДОЗе – и бабушка, и дедушка.

^{Ул. Ленина}

Моя мама училась в Петрозаводском госуниверситете, там она познакомилась с папой, который тоже университет оканчивал, геологическое отделение. Они поехали по распределению в Приморский край, там я родилась и брат мой. В какой-то партии, при керосинке, я родилась, акушерок даже не было, друг у друга геологини принимали роды. Отец умер, к сожалению, в Приморском крае, молодой еще был, 36 лет – больное сердце. И поэтому мама решила сюда вернуться, бабушка все звала. Так вот мы вернулись на север, и с 1975 года здесь и живем. Мы все оканчивали первую школу – и два дяди, и мама моя, и мы с братом, сестра двоюродная. Поэтому первую школу очень все жалели, когда ее закрыли и разрушили, много она навевала приятных воспоминаний. Мама ведь и пошла на учительницу учиться, потому что ей нравилась ее первая учительница в этой школе. Вдохновила ее! Сама-то я пришла учиться в школу, поскольку декабрьская, еще до семи лет. Мама-учительница сказала: «Дома я с ней сидеть не буду, пускай учится!». И мне понравилось учиться. Поэтому, когда я окончила школу, мне еще семнадцати не было.

^{Ул. Индустриальная, г. Кировск, конец 1940 – начало 1950-х гг. На крыше здания управления «Апатит – наблюдательный пункт ПВО. Справа: школа №1}

После школы я начинала работать в 12-й школе. Первый год не поступила в институт, был год, когда многие из нашего класса не поступили – было много желающих. Я родилась в 1960-м, был демографический взрыв, очень много детей. И когда не поступила пошла работать. Поскольку у меня зрение неважное, нигде не принимали, только взяли в школьную библиотеку. Какая это была замечательная школа! Ее до самого закрытия все вспоминали, какие там были учителя, как семья, принимали всех.
Прихожу, а там такие все серьезные женщины, красивые, в костюмах. Спрашивают: «Как вас зовут?». Я отвечаю: «Лена!» – «Деточка, у нас только Елена Олеговна!». Меня, такую пигалицу, так и называли. Там что ни преподаватель – личность! Я в школе проработала четыре года, а потом перешла в техникум горный, в старый еще, который был на улице Лабораторной. Ох, какие там тоже были преподаватели! Вспоминаешь просто с удовольствием. Теперешний техникум при нас строили, мы переезжали, перетаскивали библиотеку – это уже все поизмельчало. А на Лабораторной какое здание было красивое! Я, когда первый раз туда пришла, думала – как мне повезло в таком великолепии работать, это же дворец: паркетные полы, ковры, бюсты в коридоре стояли, украшены были стенды!

^{Горно-химический техникум}

Когда я пришла в библиотеку работать, подумала, что никогда не запомню все книги, которые здесь находятся, потому что их так много было по сравнению с библиотекой 12-й школы. И преподаватели были, еще Лилию Перекрест я застала, в чью честь минерал назвали. Какие геологи тут были! И коллекция геологическая собрана отличная, потому что наши студенты-геологи проходили практику по всему Советскому Союзу, даже в Казахстан и Киргизию ездили, в Якутии и Воркуте бывали, и отовсюду везли минералы. У меня и дома несколько кристаллов есть, посмотрю на камушек и думаю: вот этот наш студент оттуда привез, другой – с другого места. Замечательные были преподаватели, уже тогда в возрасте. Вот Клару Стефановну Гусеву на мероприятиях вижу до сих пор, а ей уже, наверное, за девяносто, она в начале тридцатых родилась. Любила про себя рассказывать. Замечательные люди были!
Студенты наши, конечно, проказничали, – были горняки и электромеханики, это только мальчики. Обогатители – там и девочки. А еще были геологи. Они на базе восьми классов и десяти, интеллигентные, воспитанные люди. А помладше мальчишки – бандиты, всякие проказы устраивали.

^{Центральная площадь}

Я была молодая, когда пришла работать, и меня в комитет комсомола записали, я еще не вышла тогда по возрасту из комсомола. И я присутствовала на всяких заседаниях. Мы разбирали страшную историю, когда наши студенты соорудили могилу около крыльца техникума, поставили крест, возложили цветы и устроили панихиду. А шли рабочие с фабрики обогатительной, ну и пожаловались, сказали: что это ваши студенты себе позволяют? И вот мы разбирали этот случай. Они там будто какого-то студента похоронили. Такая шутка.

Много было всяких разборок, не всегда справедливых. Один студент решил покреститься вдруг, а времена-то какие были! Он на спор пошел и покрестился – вот уж мы прорабатывали его, бедного… А два других, первокурсники, в Доме технического творчества, в кружке радио собирали. Каких-то у них деталей не хватило – недолго думали, увидели трактор какой-то на руднике стоит беспризорный. Они залезли, свинтили детали, и довольные пошли делать свое радио. Вот этих двух мальчишек тоже, конечно, прорабатывали. Я была против, дверцы же у трактора открыты были, без присмотра оставлено, хотя они неправы были, нельзя так делать. Выгоняли из техникума, а самым страшным было исключение из комсомола – я видела, как мальчишки плакали. Сейчас трудно поверить. Того, кто покрестился, исключили. А за тех, кто могилу сделать, вступилась Проплетина Светлана Гавриловна, куратор группы. Она курировала всегда мальчишеские группы – отбила своих тогда. Потом по струнке ходили, она их держала в руках. Она тогда начертательную геометрию преподавала, очень была строгий и справедливый человек.
…Потом построили новое здание. Еще когда строили, это был устаревший проект, поэтому такое и несуразное вышло. Мы его с самого начала не очень любили. Перевезли библиотеку, стали работать.

Я ушла из библиотеки в 1999-м году. Техникум тогда уже был колледжем. Потом работала в библиотеке Костромского филиала университета, а когда он закрылся, то перешла в музей краеведческий, там трудилась последние годы.
Много интересного было в жизни, и я, конечно, видела, как менялся город. Были годы, когда это было очень неприятное зрелище, особенно в 90-е годы – серый, все люди в черном ходят. А потом он менялся, многое исчезло, на глазах убирали целые улицы!
Коммунальную улицу помню с 1975-го года, там еще стояли барачного типа дома, их сжигали, но огромные кирпичные трубы печные еще долго стояли… Первую фабрику снесли, а я помню, как она дымила, такой запах стоял, особенно когда в город ветер дул, дышать было невозможно!

^{Переход через ж/д путь в г. Кировске, построенный «Метростроем», 1960-1970-е гг, на фоне горы Юкспор – киоск «Союзпечать»}

Я работала в техникуме, и фабрика ж рядом была. Тогда многие преподаватели, которые жили в Апатитах, ездили на электричке. Наша заведующая библиотекой всегда на электричку бежала, опаздывала. Вокзал фигурировал, там была пельменная, кухня хорошая была, и здание красивое. Я еще помню здание, которые было на берегу озера Верхнее, рядом с колледжем, деревянное. Мы застали там уже мебельный магазин, потом корма для животных продавали, а у меня есть фотография, где мама молодая и папа молодой, мамин брат с женой – ресторан там был с красивыми интерьерами, кресла, столы, они там сидят, в ресторане гуляют. И веранда там была эффектная, деревянная.

^{1968 г. Спущено Верхнее озеро.}

Училище было с общежитием, а еще здесь была фельдшерская школа, когда-то в здании барачного типа располагалась. Мой младший брат, когда мы приехали в Кировск, учился в третьем классе, а его классу к пятому поставили на учет в милиции за то, что они, пацаны, по этим опустевшим к тому времени баракам ходили и поджигали что-то…

^{Медучилище, Хибиногорское шоссе}

Фельдшерскую школу все называли ФАШем. У меня соседка была на Хибиногорской, 29, она всю жизнь проработала в больнице. Они-то сюда попали не как спецпереселенцы, а уезжали из Воронежской области от голода и предполагаемого ареста. Сами приехали и здесь жили, были как бы вольные. Не допустили, чтобы их арестовали и выслали сюда, как моих бабушку с дедушкой.

…Бабушка моя на фотографиях худая-худая! На довоенных и послевоенных. Потом-то она стала такая красавица роскошная! А дедушка, когда вышел на пенсию, почти до самой смерти, мебель делал – у него был сарайчик возле нашего дома. Они же не имели возможности покупать нормальную мебель, дедушка все сделал своими руками. У меня до сих пор дома и комод есть, и тумбочки, стол круглый, его руками созданный. Очень много вещей он себе делал, да и на продажу, в своей мастерской маленькой. А бабушка, конечно, рукодельница была, и мама тоже. Вышивали, и сколько подзоров у бабушки было из ниток обычных, катушечных! Они и занавески себе сплетут – такая красота! У нее была комнатка восемь метров, в этих восьми метрах жила куча народу: и дети, и взрослые, и бабушки, и дедушки – все набивались. Но даже при этом умудрялись делать такую красоту – столько вышивок осталось! И мама моя себе шила и меня обшивала, когда я была маленькая.

И что самое интересное, они веселые были. Казалось бы, такая жизнь тяжелая, неустроенная, не в бытовом плане даже, а работа тяжелая и придирки всякие разные… Дедушкина сестра, Нюра, вышла замуж в Кировске за парня, который тоже был выслан из той же деревни, считай. А у него гармошка. Вот они собирались двумя семьями, звали соседей и устраивали праздники, на столе все самое простое, зато пели песни под гармошку, шутили. Потом они в барак переехали, на улицу Новую. В гости ходили…

^{Празднование на Центральной площади Кировска, предположительно День горняка, 1950-е гг}

На фотографии посмотришь – у них совсем какие-то другие лица, не теперешние, открытые. Дружили семьями, с соседями. Когда мы приехали, для меня было в порядке вещей, что весь подъезд между собой дружит, общается, в гости ходят… Потом, когда я переехала, оказалось, что в своем подъезде никого и не знаю, никто не общается, даже по фамилиям неизвестны. А в том старом доме все друг друга знали и помогали друг другу. Я уж не говорю про бараки – там семья одна была. Потому что все одинаковы были.
Инженерные работники или те, кто свободно приезжали, руководящие работники – они жили в каменных больших домах, которые первые стали строить, у них были квартиры совсем другие. А в бараках делились последним. Но все равно быт был лучше, чем в деревне, которую они оставили. Приезжала сюда к бабушке ее мама в гости, и свекор, из-за которого, собственно, она здесь и оказалась. Им здесь нравилось. А чего ж не нравится, при горячей-то воде? И ванна своя. Это когда они уже переехали на Хибиногорскую, где после барака стали жить. Хотя это была коммунальная квартира, в каждой комнате по семье. А в деревне было тяжело в это время, после войны особенно. Ничего уже не осталось. Все, что советская власть не ликвидировала, то немцы… Новгородская область пострадала страшно.

Семьи-то большие были, много было детей. И у дедушки было много братьев-сестер, и у бабушки. Там остались, им тяжело было. Поэтому бабушка и говорила: «Спасибо товарищу Сталину, за то, что нас сюда сослал, я хоть пирожное поела!» У нас в детских садах или яслях праздники устраивали, и родителей, особенно тех детей, что хорошо себя вели, приглашали на чай с пирожным. Там бабушка его первый раз попробовала. Тут чай был с пирожными, а в деревне одна лебеда… А еще говорила: «Помидорами угощали меня, очень понравилось!» Ведь в Новгородской области помидоры не растут, только в парниках сейчас стали выращивать. Так что помидоры она только на Севере и попробовала.

^{Панорама Центральной площади Кировска, середина 1950-х гг, снято со стороны кинотеатра «Большевик»}

Еще она рассказывала один факт, которому я нигде не нашла подтверждения. Но она так уверенно про это рассказывала, так убедительна была, хотя все говорят, что такого быть не могло. А рассказывала она о том, что Крупская Надежда Константиновна приезжала в Кировск. И собрали передовых матерей, и ее тоже, с чаем. Бабушка говорила, что это сидела перед ними небольшая женщина – Крупская же болела к этому времени, – в очках, и расспрашивала: как мы работаем, как живем, как наши дети. Я говорю: «Бабушка, ну нет нигде сведений, что Крупская была здесь. Может быть какая-то другая приезжала чиновница?» – «Крупская и всё!».
Мне очень жаль, что бабушкины истории мы не записывали. Причем я была послушная, сидела и могла часами слушать. Уже бабушка была пожилая и хотела, чтобы ее записали, я даже приглашала некоторых – в одну организацию, в другую звонила, – но что-то не пришли.
Дедушка у нас любил петь самозабвенно, старые песни. Как-то в деревне на Селигере мы отдыхали, и приезжала туда фольклорная группа. Спросили: «Кто петь может?» Все: «Иван, Иван! Ему только скажи – до ночи будет петь!» Он пел русские песни, романсы очень любил, и вот мы с братом записали дедушку на кассетный магнитофон. Потом запись перевела в цифровую – звучание такое, будто сидит рядом и поет.

^{Панорама Центральной площади Кировска, середина 1950-х гг}

Бабушка меньше пела, зато стихотворения рассказывала, причем те, что учила, когда полтора года в школу ходила. А песни она пела неприличные, про всякие любовные истории, которые грустно заканчивались. Дед классику пел, а бабушка где-то наслушалась разного… Я сестре в Питер запись отправила, прямо натуральные голоса получились!
Но почему не записала какие-то рассказы? Не знаю. Молодые были, казалось, что все еще успеем. А жизнь пролетела, одни фотографии остались. Кое-где еще могу опознать, кто на них, по бабушкиным рассказам, а многих уже не помню. Нет уже и людей, у которых спросить бы я могла, они тоже уже ушли в другой мир. Жалко. Но хорошо, что вы занимаетесь, ищете разные истории. А молодые как-то вот не очень интересуются. Может быть, будут? Прошу племянницу, когда в Питер приезжаю: ты меня спрашивай! Меня не будет – это последняя точка, ведь я еще помню что-то, а после меня уже никто не будет вспоминать.

^{Стелла «Слава труду!» у гостиницы «Северная» на Центральной площади Кировска, вторая половина XX века}